Блокада Ленинграда презентация

Ю. Воронов. Блокада
Блокада – изоляция, окружение города с целью его уничтожения.
Блокада – блок, ад, ода …
Юрий Петрович Воронов (1929 - 1993) родился в Ленинграде. Во время блокады тринадцатилетний мальчик был бойцом аварийно-восстановительной службы: по сигналу воздушной тревоги нужно было не спускаться в бомбоубежище, а, наоборот, выходить навстречу смерти, чтобы спасти людей, оказавшихся под развалинами. Был ранен. В ноябре 1941 года во время бомбёжки погибли трёхлетний брат и полуторамесячная сестрёнка.
Окончил факультет журналистики Ленинградского университета (1952). Работал в газете «Смена», гл. редактором газеты «Комсомольская правда» , секретарем правления СП СССР, гл. редактором журнала «Знамя», гл. редактором «Литературной газеты».
Автор 15 поэтических сборников, в том числе «Блокада» (1968). «Память» …
Награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени (1984), «Знак Почета», «Знамя труда» 1-й степени (ГДР), медалями, в т. ч. «За оборону Ленинграда» (1943). Государственная премия РФ (1985)

Опять война,
Опять блокада, -
А может, нам о них забыть?
Я слышу иногда:
«Не надо,
Не надо раны бередить.
Ведь это правда, что устали
Мы от рассказов о войне.
И о блокаде пролистали
Стихов достаточно вполне».
И может показаться:
Правы
И убедительны слова.
Но даже если это правда,
Такая правда
Не права!
Чтоб снова на земной планете
Не повторилось той зимы,
Нам нужно, чтобы наши дети
Об этом помнили, как мы!
Я не напрасно беспокоюсь,
Чтоб не забылась та война:
Ведь эта память - наша совесть.
Она, как сила, нам нужна.
Авторский замысел ?

1. Что сказано? Заполните таблицу
2. Как сказано? Определите особенности авторского стиля.
3. Напишите миниатюру, используя материал урока.
4. Расскажите о своих впечатлениях.
5. Подберите название к своему сочинению.

В школе
Девчонка руки протянула
И головой - на край стола...
Сначала думали - уснула,
А оказалось - умерла.
Её из школы на носилках
Домой ребята понесли.
В ресницах у подруг слезинки
То исчезали, то росли.
Никто не обронил ни слова.
Лишь хрипло, сквозь метельный сон,
Учитель выдавил, что снова
Занятья - после похорон.
Младшему брату
Из-под рухнувших перекрытий -
Исковерканный шкаф, как гроб...
Кто-то крикнул: - Врача зовите!.. -
Кто-то крестит с надеждой лоб.
А ему уже, плачь - не плачь,
Не поможет ни бог, ни врач.
День ли, ночь сейчас - он не знает,
И с лица не смахнёт мне слёз.
Он глядит - уже не мигая -
На вечерние гроздья звёзд.
Эту бомбу метнули с неба
Из-за туч среди бела дня...
Я спешил из булочной с хлебом.
Не успел, ты прости меня.

Ленинградские деревья
Им долго жить - зелёным великанам,
Когда пройдёт блокадная пора.
На их стволах - осколочные раны,
Но не найти рубцов от топора.
И тут не скажешь: сохранились чудом.
Здесь чудо или случай ни при чём...
Деревья! Поклонитесь низко людям
И сохраните память о былом.
Они зимой сжигали всё, что было:
Шкафы и двери, стулья и столы.
Но их рука деревьев не рубила.
Сады не знали голоса пилы.
Они зимой, чтоб как-нибудь согреться -
Хоть на мгновенье, книги, письма жгли.
Но нет садов и парков по соседству,
Которых бы они не сберегли.
Не счесть погибших в зимнее сраженье.
Никто не знает будущих утрат.
Деревья остаются подтвержденьем,
Что, как Россия, вечен Ленинград!
Им над Невой шуметь и красоваться,
Шагая к людям будущих годов.
Деревья! Поклонитесь ленинградцам,
Закопанным в гробах и без гробов.

Похороны
Тяжело, потому что нами
Занялись и мороз и вьюга.
Потому что земля как камень.
Потому что хороним друга.
Мы хороним тебя без гроба,
Без цветов, без речей, без плача.
И не скажем ни слова, чтобы
Оправдаться. Нельзя иначе.
Нам, тебя пережившим людям,
Ты обязан простить всё это.
Если ж вдруг мы тебя забудем,
Вот тогда нам прощенья нету.
Книги
Мы, чтоб согреться, книги жжём.
Но жжём их, будто сводим счёты:
Те, что не жалко, - целиком,
У этих - только переплёты.
Мы их опять переплетём,
Когда весну в апреле встретим.
А не придётся - вы потом
Нас вспомните по книгам этим...

Из писем на Большую Землю
Наш город в снег до пояса закопан.
И если с крыш на город посмотреть,
То улицы похожи на окопы,
В которых побывать успела смерть.
Вагоны у пустых вокзалов стынут,
И паровозы мёртвые молчат, -
Ведь семафоры рук своих не вскинут
На всех путях, ведущих в Ленинград.
Луна скользит по небу одиноко,
Как по щеке холодная слеза.
И тёмные дома стоят без стёкол,
Как люди, потерявшие глаза.
Но в то, что умер город наш, - не верьте!
Нас не согнут отчаянье и страх.
Мы знаем от людей, сражённых смертью,
Что означает: «Смертью смерть поправ».
Мы знаем: клятвы говорить непросто.
И если в Ленинград ворвётся враг,
Мы разорвём последнюю из простынь
Лишь на бинты, но не на белый флаг!

31 декабря 1941 года
По Ленинграду смерть метёт,
Она теперь везде, как ветер.
Мы не встречаем Новый год -
Он в Ленинграде незаметен.
Дома - без света и тепла,
И без конца пожары рядом.
Враг зажигалками дотла
Спалил Бадаевские склады.
И мы Бадаевской землёй
Теперь сластим пустую воду.
Земля с золой, земля с золой -
Наследье прожитого года.
Блокадным бедам нет границ:
Мы глохнем под снарядным гулом,
От наших довоенных лиц
Остались лишь глаза и скулы.
И мы обходим зеркала,
Чтобы себя не испугаться...
Не новогодние дела
У осаждённых ленинградцев...
Здесь даже спички лишней нет.
И мы, коптилки зажигая,
Как люди первобытных лет,
Огонь из камня высекаем.
И тихой тенью смерть сейчас
Ползёт за каждым человеком.
И всё же в городе у нас
Не будет каменного века!
Кто сможет, завтра вновь пойдёт
Под вой метели на заводы.
...Мы не встречаем Новый год,
Но утром скажем: С Новым годом!

Я забыть никогда не смогу
Скрип саней на декабрьском снегу.
То пронзительный, медленный скрип:
Он как стон, как рыданье, как всхлип.
Будто всё это было вчера...
В белой простыне - брат и сестра...

Дорога жизни
Они лежали на снегу
Недалеко от города.
Они везли сюда муку.
И умерли от голода...

Комсомольцы бытовых отрядов
Бывает так: Когда ложишься спать, Тревожишься за завтрашнее дело,
А поутру От слабости не встать, Как будто к простыне примерзло тело. А рядом Ни соседей, ни родни, И чувствуешь: Не одолеть напасти… И вот тогда к тебе придут они: Взломают дверь входную,
Чтоб войти, И если ты живой, То скажут: «Здрасьте». И ты отдашь им карточку на хлеб, Еще боясь, Что могут не вернуться.
Потом поймешь, Что был ты к людям слеп. И губы Виновато улыбнуться.
А в печке затрещит разбитый стул, И кто-то – за водой, с ведром на санках. И кто-то ночью, Словно на посту, Подбросит щепок в дымную времянку.
Они добром и словом врачевали, Бойцы – из бытовых отрядов над Невой. Ведро воды – А люди вновь вставали!.. Пусть говорят, Что нет воды живой.

Февраль
Какая длинная зима,
Как время медленно крадётся!..
В ночи ни люди, ни дома
Не знают, кто из них проснётся.
И поутру, когда ветра
Метелью застилают небо,
Опять короче, чем вчера,
Людская очередь за хлебом.
В нас голод убивает страх.
Но он же убивает силы...
На Пискарёвских пустырях
Всё шире братские могилы.
И зря порою говорят:
«Не все снаряды убивают...»
Когда мишенью - Ленинград,
Я знаю - мимо не бывает.
Ведь даже падая в Неву,
Снаряды - в нас, чтоб нас ломало.
Вчера там каменному льву
Осколком лапу оторвало.
Но лев молчит, молчат дома,
А нам - по-прежнему бороться,
Чтоб жить и не сойти с ума...
Какая длинная зима,
Как время медленно крадётся.

Сотый день
Вместо супа - бурда из столярного клея,
Вместо чая - заварка сосновой хвои.
Это б всё ничего, только руки немеют,
Только ноги становятся вдруг не твои.
Только сердце внезапно сожмётся, как ёжик,
И глухие удары пойдут невпопад...
Сердце! Надо стучать, если даже не можешь.
Не смолкай! Ведь на наших сердцах - Ленинград.
Бейся, сердце! Стучи, несмотря на усталость,
Слышишь: город клянётся, что враг не пройдёт!
...Сотый день догорал. Как потом оказалось, Впереди оставалось ещё восемьсот.

Вода
Опять налёт, опять сирены взвыли.
Опять зенитки начали греметь.
И ангел с петропавловского шпиля
В который раз пытается взлететь.
Но неподвижна очередь людская
У проруби, дымящейся во льду.
Там люди воду медленно таскают
У вражеских пилотов на виду.
Не думайте, что лезут зря под пули.
Остались - просто силы берегут.
Наполненные вёдра и кастрюли
Привязаны к саням, но люди ждут.
Ведь прежде чем по ровному пойдём,
Нам нужно вверх по берегу подняться.
Он страшен, этот тягостный подъём,
Хотя, наверно, весь - шагов пятнадцать.
Споткнёшься, и без помощи не встать,
И от саней - вода дорожкой слёзной...
Чтоб воду по пути не расплескать,
Мы молча ждём, пока она замёрзнет...

Облака
Наш хлебный суточный паёк
Ладонь и ту не закрывает.
И человек, который слёг,
Теперь - всё чаще - умирает.
И потому что нету сил,
А над землёю вьюга стонет,
Мы мёртвых, чтоб не рыть могил,
В траншеях городских хороним.
Бушует голод. И пока
Не разорвать кольца блокады.
И от пожаров облака -
Красны, проплыв над Ленинградом.
От них пылает небосклон.
И враг, увидя их, в смятенье:
В них - боль, и гнев, и дрожь знамён
Перед началом наступленья.

Ленинградки
О. Ф. Берггольц
Что тяжелее тех минут,
Когда под вьюгой одичалой
Они на кладбище везут
Детей, зашитых в одеяла.
Когда ночами снится сон,
Что муж - навстречу, по перрону...
А на пороге - почтальон
И не с письмом, а с похоронной.
Когда не можешь есть и спать
И кажется, что жить не надо...
Но ты жива. И ты опять
Идёшь на помощь Ленинграду.
Идёшь, сжимая кулаки,
Сухие губы стиснув плотно.
Идёшь. И через грудь - платки:
Крест-накрест, лентой пулемётной.

Память
Неверно, что сейчас от той зимы
Остались лишь могильные холмы.
Она жива, пока живые мы.
И тридцать лет, и сорок лет пройдёт,
А нам от той зимы не отогреться.
Нас от неё ничто не оторвёт.
Мы с нею слиты памятью и сердцем.
Чуть что - она вздымается опять
Во всей своей жестокости нетленной.
«Будь проклята!» - мне хочется кричать.
Но я шепчу ей: «Будь благословенна».
Она щемит и давит. Только мы
Без той зимы - могильные холмы.
И эту память, как бы нас ни жгло,
Не троньте даже добрыми руками.
Когда на сердце камень - тяжело.
Но разве легче, если сердце - камень?..

Сверху видно,
Как сброшенный им же фугас
Превращает
Дома ленинградские
В груды.
Только жаль,
Что пилоту не видно оттуда
Наших лиц,
Наших сомкнутых губ,
Наших глаз.
Он бы столько увидел!
Заснёшь –
И могут смолкнуть пушки,
Растает холод, будто не был,
И вместо ледяной подушки -
Горячая буханка хлеба.
Проснешься -
А в тебя опять
Их дальнобойные колотят.
У нас в палате
Минус пять,
Уже четвертый день
Не топят.
Мы бредим
Хлебом и теплом.
И все ж, весна,
Ты будешь нашей!..
Смотрите,
Хлопья за окном
Летят, как лепестки ромашек!

Ю. Воронов. Баллада о музыке
Им холод
Кровавит застывшие губы,
Смычки выбивает из рук скрипачей.
Но флейты поют,
Надрываются трубы,
И арфа вступает,
Как горный ручей.
И пальцы
На лёд западающих клавиш
Бросает, не чувствуя рук, пианист…
Над вихрем
Бушующих вьюг и пожарищ
Их звуки
Победно и скорбно неслись…
А чтобы всё это
Сегодня свершилось,
Они
Сквозь израненный город брели.
И сани
За спинами их волочились –
Они так
Валторны и скрипки везли.
И тёмная пропасть
Концертного зала,
Когда они всё же добрались сюда,
Напомнила им
О военных вокзалах,
Где люди
Неделями ждут поезда:

Пальто и ушанки,
Упавшие в кресла,
Почти безразличный, измученный взгляд…
Так было.
Но лица людские воскресли,
Лишь звуки настройки
Нестройною песней
внезапно обрушили свой водопад…
Никто не узнал,
Что сегодня на сцену
В последнем ряду посадили врача,
А рядом,
На случай возможной замены,
Стояли
Ударник и два скрипача.
Концерт начался!
И под гул канонады –
Она, как обычно, гремела окрест –
Невидимый диктор
Сказал Ленинграду:
«Вниманье!
Играет блокадный оркестр!..»
И музыка
Встала над мраком развалин,
Крушила
Безмолвие тёмных квартир.
И слушал её
Ошарашенный мир…
Вы так бы смогли,
Если б вы умирали?..

9 августа 1942 года (Ю. Воронов изменил время действия) в блокадном Ленинграде прозвучала Седьмая симфония Шостаковича. Исполнял Симфонию Большой симфонический Оркестр Ленинградского радиокомитета.
В дни блокады множество музыкантов умерли от голода. Репетиции были свернуты в декабре. Когда в марте они возобновились, играть могли лишь 15 ослабевших музыкантов. Несмотря на это, концерты начались уже в апреле. Для восполнения численности оркестра, недостающие музыканты были присланы с фронта. Исполнению придавалось исключительно значение. Несмотря на бомбежку и авиаудары в филармонии были зажжены все люстры. Зал филармонии был полон. Публика была самой разнообразной. На концерт пришли моряки, вооруженные пехотинцы, одетые в фуфайки бойцы ПВО, исхудавшие завсегдатаи филармонии. Исполнение симфонии длилось 80 минут. Новое произведение Шостаковича потрясло слушателей: многие из них плакали, не скрывая слез. Великая музыка сумела выразить то, что объединяло людей в то трудное время, - веру в победу, жертвенность, безграничную любовь к своему городу и стране.
Пока исполнялась симфония, на город не упал ни один вражеский снаряд: по приказу командующего Ленинградским фронтом маршала Говорова все вражеские точки были заблаговременно подавлены. Пушки молчали, пока звучала музыка Шостаковича.

Ее слышали не только жители города, но и осаждавшие Ленинград немецкие войска. Спустя много лет после войны немцы говорили: «Тогда, 9 августа 1942 года, мы поняли, что проиграем войну. Мы ощутили вашу силу, способную преодолеть голод, страх и даже смерть...»

Музыка способна помочь людям и _________________________________. В блокадном Ленинграде была исполнена Седьмая симфония Д. Шостаковича, которая вселила в защитников страны __________________________, дала возможность ощутить ___________________________________ за свою Родину. По воспоминаниям немцев, они именно в этот день поняли, _____________________________________________________________,
потому что _____________________________________________________________________________
Об этом блокадном концерте Ю. Воронов написал стихотворение «Баллада о музыке». Само название говорит о том, что автор оценивает этот концерт ______________________________________.Ведь баллада – это _______________________________.
Интересен использованный автором эпитет __________________________________ к слову ______________. Это выразительное средство показывает __________________________________________________________.

Фрагмент
сочинения по русскому языку

Мы позабыли о тепле,
Перед глазами
Хлеб маячит.
Но люди
На Большой земле
Пусть знают:
В городе не плачут.
До дней весенних —
Как до звёзд,
И птицы над землёй
Не вьются.
Пускай они бегут из гнёзд,
Мы верим,
Что они вернутся!..
В блокадных днях мы так и не узнали:
Меж юностью и детством где черта?..
Нам в сорок третьем выдали медали
И только в сорок пятом - паспорта.

Камни
Нам пишут:
«Будьте стойки, как гранит!...»
Но память
Этих строк не сохранит.
Не потому,
Что стертые слова.
Не потому,
Что стоптано сравненье.
Бывает,
И осенняя трава
В глаза ударит
Свежестью весенней.
Не потому,
Что к слову здесь мертвы, -
Нужней, чем тут,
Оно нигде не будет!
Но без людей
И каменные львы,
И мрамор зданий,
И гранит Невы
Не поднимали б к солнцу головы...
...О, камни!
Будьте стойкими, как люди!

27 января 1944 года
За залпом залп гремит салют.
Ракеты в воздухе горячем
Цветами пёстрыми цветут.
А ленинградцы тихо плачут.
Ни успокаивать пока,
Ни утешать людей не надо.
Их радость слишком велика —
Гремит салют над Ленинградом!
Их радость велика, но боль
Заговорила и прорвалась:
На праздничный салют с тобой
Пол-Ленинграда не поднялось...
Рыдают люди, и поют,
И лиц заплаканных не прячут.
Сегодня в городе салют.
Сегодня ленинградцы плачут...

А.И. Солженицын о роли искусства (Нобелевская лекция. 1972 год)
Искусство растепляет даже захоложенную, затемнённую душу.
Создаёт человечеству единую систему отсчёта - для злодеяний и благодеяний, для нетерпимого и терпимого. Проясняет, что действительно тяжко и невыносимо, а что только поблизости натирает нам кожу…
Внушает чужие, дальние горе и радость, никогда не пережитых нами самими
Единственный заменитель не пережитого нами опыта - искусство, литература. Они переносят жизненный опыт от целой нации к целой нации, оберегая целую нацию от избыточного, или ошибочного, или даже губительного пути, тем сокращая изгибы человеческой истории.
Литература переносит неопровержимый сгущённый опыт от поколения к поколению. Она становится живой памятью нации. Так она теплит в себе и хранит её утраченную историю - в виде, не поддающемся искажению и оболганию.
Литература вместе с языком сберегает национальную душу.

1. Что сказано?
Город: мороз, вьюга, земля как камень, в снег до пояса закопан, улицы похожи на окопы, в которых побывать успела смерть, пустые вокзалы,
паровозы мёртвые, тёмные дома без стёкол, бомбу метнули с неба, смерть метёт, Новый год в Ленинграде незаметен, дома - без света и тепла, без конца пожары рядом, враг зажигалками дотла спалил Бадаевские склады, каменному льву осколком лапу оторвало, ветра метелью застилают небо, опять налёт, опять сирены взвыли.
опять зенитки начали греметь, вьюга стонет, от пожаров облака красны, холод, бушующие вьюги и пожарища, мрак развалин, безмолвие тёмных квартир, не счесть погибших, снарядный гул, смерть ползёт за каждым человеком …

Люди. Быт: потери, тревоги, печали, новый день - новая беда, зимой сжигали всё, что было: шкафы и двери, стулья и столы, земля с золой, хороним без гроба, без плача, глохнем под снарядным гулом, от лиц остались лишь глаза и скулы, даже спички лишней нет, огонь из камня высекаем, скрип саней на декабрьском снегу, в белой простыне - брат и сестра, поутру от слабости не встать, короче, чем вчера, людская очередь за хлебом, за водой, с ведром на санках, щепки в дымной времянке, бурда из столярного клея, заварка сосновой хвои, руки немеют, ноги становятся вдруг не твои, неподвижна очередь людская у проруби, дымящейся во льду, люди воду медленно таскают, без помощи не встать, ждём, пока вода замёрзнет, хлебный суточный паёк ладонь не закрывает, человек, который слёг, умирает, на кладбище везут детей, зашитых в одеяла, позабыли о тепле, перед глазами хлеб маячит.

Люди. Дух: их рука деревьев не рубила, не согнут отчаянье и страх, Разорвём последнюю из простынь лишь на бинты, но не на белый флаг!
В городе у нас не будет каменного века! Кто сможет, завтра вновь пойдёт под вой метели на заводы. Они везли сюда муку и умерли от голода...
Поймешь, что был ты к людям слеп. И губы виновато улыбнуться. Добром и словом врачевали.
Лев молчит, молчат дома, а нам - по-прежнему бороться,
Чтоб жить и не сойти с ума...
Сердце! Надо стучать, если даже не можешь.
Не смолкай! Ведь на наших сердцах - Ленинград.
Город клянётся, что враг не пройдёт!
Опять идёшь на помощь Ленинграду.
Лица людские воскресли
Играет блокадный оркестр! В городе не плачут.
О, камни!
Будьте стойкими, как люди!
Радость слишком велика. Сегодня ленинградцы плачут.
Быт
Дух
Память

1. Что сказано? Заполните таблицу.
2. Как сказано? Определите особенности авторского стиля.
3. Напишите миниатюру, используя материал урока.
4. Расскажите о своих впечатлениях.
5. Подберите название к своему сочинению. Составьте его план.
Суровые будни войны
Подвиг Ленинграда.
Сборник Ю. Воронова
Образ блокадного города в стихах (звуки, люди, повседневная жизнь).
Величие духа ⇒ подвиг.
3. Тематический контекст (для всех авторов тема сохранения нравственности
и человечности является очень важной)

В своей работе я хотел бы рассказать о подвиге моего родного города, подвиге блокадного Ленинграда. Жители города сделали очень много для победы над фашизмом. Несмотря на суровые будни войны, в Ленинграде не закрывались оборонные заводы, жители сберегли культурные ценности, несмотря на дикий холод, не позволили себе, чтобы согреться, уничтожить сады и парки.
Детали быта окружённого, но несломленного города, суровые будни, настроение жителей - всё это представлено в сборнике Ю. Воронова «Блокада». Эту книгу можно назвать хроникой, летописью тех страшных дней… Все стихотворения сборника аскетичны, жутковато кратки… И это неудивительно, ведь стихотворения написаны от лица людей, у которых не было сил писать длинные стихи, не было сил играть словами. Страшная ясность, приглушённая интонация – особенность этих стихотворений. В строчках часто два-три слова – так легче говорить. Сами слова пронзительны, но не сентиментальны. Даже радость лирического героя - радость сквозь сжатые зубы, ведь на праздничный салют «под-Ленинграда не поднялось».
Образ блокадного города, его будни страшны. Ужасны звуки: «скрип саней на декабрьском снегу», стон, рыдания, всхлипы, снарядный гул, свист и взрывы, пальба… Здесь стонет даже вьюга.
Ужасное испытание обрушилось на людей – голод. Он в городе «везде бушует». Жителям приходится употреблять «вместо супа – бурду из столярного клея», «вместо чая – заварку сосновой хвои»… У людей немеют руки, ноги как будто «не свои», все обходят зеркала, чтобы «себя не испугаться».

Но, кроме голода, ещё бушует холод («дома без света и тепла») и город бомбят. Облака становятся красными от пожаров. Этот образ выражает боль города. Разрушенные дома, смерть людей, голод, холод, обстрелы – это будни города. «По Ленинграду смерть метёт», - напишет Ю. Воронов. Обычной приметой времени стали саночки, на которых везли завёрнутых в простынь на кладбище погибших близких.
Но люди сохранили величие духа: они ощущали свою ответственность за город, чувствуя Ленинград «на своих сердцах». К запретам на разговоры о еде привыкли даже дети. Люди селились вместе – так легче выжить. Комсомольцам из бытовых отрядов доверяли карточки на хлеб… Каждый старался хоть как-то помочь другим людям и городу. «Живая вода», которую приносили бытовые отряды людям, становится символом этой помощи и заботы.
Цель жителей – идти «на помощь Ленинграду». Дух защитников города настолько велик, что город, представлен в стихах как живое существо, ищущее защиты у человека:
… Без людей
И каменные львы,
И мрамор зданий,
И гранит Невы
Не поднимали б к солнцу головы...
Несмотря ни на что, город жив, он переживёт бомбёжки, холод, голод, горе… и выстоит. Ленинградцы сумели сохранить свой город. Они совершили подвиг.

Здесь лежат ленинградцы.
Здесь горожане — мужчины, женщины, дети.
Рядом с ними солдаты-красноармейцы.
Всею жизнью своею
они защищали тебя, Ленинград,
колыбель революции.
Их имен благородных мы здесь перечислить не сможем,
так их много под вечной охраной гранита.
Но знай, внимающий этим камням,
никто не забыт и ничто не забыто.
В город ломились враги, в броню и железо одеты,
но с армией вместе встали
рабочие, школьники, учителя, ополченцы.
И все, как один, сказали они:
«Скорее смерть испугается нас, чем мы смерти».
Не забыта голодная, лютая, темная
зима сорок первого — сорок второго,
ни свирепость обстрелов,
ни ужас бомбежек в сорок третьем,
Вся земля городская пробита.
Ольга Берггольц