Эпоха свт. Филарета презентация

«дней Александровских прекрасное начало»

1801 – упразднение Тайной экспедиции, льготы дворянству, образование Негласного комитета из «молодых друзей» царя. Создаётся комиссия по составлению законов
1802 – министерская реформа и грезы по патриаршеству
1803 – закон о «вольных хлебопашцах»
В 1802–1804 открываются новые университеты: Дерпте, Вильно, Харькове и Казани, пединститут в Санкт-Петербурге (с 1819 – университет)
1804 – принят новый цензурный устав

Священный союз
После победы над Наполеоном Александр считал, что его жизненное предназначение реализовалось в Священном союзе: заключив союз с католической Австрией и протестантской Пруссией православная Россия как бы создала единую христианскую Европу. Задачей союза было построение международных отношений на основании Евангельских заповедей.

«Последование благодарственного молебного пения на воспоминание избавления Церкве и Державы Российския от нашествия галлов и с ними двадесяти язык»:
«Рече Господь Своим учеником: услышати имате брани и слышания бранем. Зрите, не ужасайтеся, подобает бо всем сим быти, но не тогда есть кончина. Востанет бо язык на язык и царство на царство, и будут глади и пагубы, и тpуси по местом. Вся же сия начало болезнем. Будет бо тогда скорбь велия, якова же не была от начала мира доселе, ниже имать быти. И аще не быша прекратилися дние оны, не бы убо спаслася всяка плоть. Избранных же ради прекратятся дние оны»

«Библейский прорыв» XIX в.
«Пожар Москвы осветил мою душу, и суд Божий на ледяных полях наполнил мое сердце теплотою веры, какой я до сих пор не ощущал. Тогда я познал Бога, как Его описывает Священное Писание. Во мне созрела твердая решимость посвятить себя и свое царствование Его имени и славе»

Предсмертное завещание русского атеиста (1793 г.)
«Моя покорнейшая просьба — кто в сей дом пожалует: умирающий человек в полном спокойствия своего духа просит покорно, ежели кто благоволит пожаловать к нему, дабы не произошли напрасные на кого-нибудь подозрения и замешательства, прочесть нижеследующее:
Смерть есть ни иное что, как прохождение из бытия в совершенное уничтожение. Мой ум довольно постигает, что человек имеет существование движением натуры, его животворящей; и сколь скоро рессоры в нем откажутся от своего действия, то он, верно, обращается в ничто. После смерти нет ничего! Сей справедливый и соответствующий наивернейшему правилу резон, — сообщая с оным и мое прискорбие в рассуждении краткой и столь превратной нашей жизни, заставил меня взять пистолет в руки. Я никакой причины не имел пресечь свое существование. Будущее, по моему положению, представляло мне своевольное и приятное существование. Но сие будущее миновало бы скоропостижно; а напоследок самое отвращение к нашей русской жизни есть то самое побуждение, принудившее меня решить самовольно мою судьбу.
О! Если бы все несчастные имели смелость пользоваться здравым рассудком, имея в презрении прочее суеверие, ослепляющее почти всех слабоумных людей до крайности, и представляли бы свою смерть как надлежит в истинном ее образе, — они бы верно усмотрели, что столь же легко отказаться от жизни, как например, переменить платье, цвет которого перестал нравиться. Я точно нахожусь в таком положении. Мне наскучило быть в общественном представлении: занавеса для меня закрылась. Я оставляю играть роли на несколько времени тем, которые имеют еще такую слабость. Несколько частиц пороху чрез малое время истребят сию движущуюся машину, которую самолюбивые и суеверные мои современники называют бессмертной душой!

«Вот я какой спокойный дух имею, что я некоторые стихи сочинил (sic!) с французского диалекта при своем последнем конце:
О, Боже, которого мы не знаем!
О, Боже, которого все твари возвещают!
Услышь последние вещания, кои уста мои произносят.
Если тогда я обманулся, то в исследовании твоего закона.
Без всякого смущения взираю я на смерть, предстоящую пред моими очами...»

Предсмертное завещание русского атеиста (1793 г.)
Господа нижние земские судьи! Я оставляю вашей команде мое тело. Я его столько презираю... Будьте в том уверены. Теперь остается мне покорно просят моего брата Алексея Михайловича, также и прочих малолетних моих братьев, чтобы они сделали для меня последнюю милость:
Тита Максимова с семьею, также и Андрея Алексеева с семьей же, за их ко мне верную и усердную службу отпустить на волю. Весь хлеб мне принадлежащий, который находится у меня в амбарах, прошу покорно раздать его весь моим мужикам ершевским, да прежде бывшим моим же крестьянам деревни Глишкова и Нефедкова — по равным частям.
Книги! Мои любезные книги! Не знаю, кому оставить их? Я уверен, что в здешней стороне они никому не надобны... Прошу покорно моих наследников предать их огню. Они были первое мое сокровище; они только и питали меня в моей жизни; они были главным пунктом моего удовольствия. Напоследок, если бы не они, моя жизнь была 6ы в беспрерывном огорчении, и я бы давно оставил с презрением сей свет.
Любезный брат Алексей Михайлович! Ты обо мне не беспокойся: мне давно была моя жизнь в тягость. Я давно желал иметь предел злого моего рока. Я никогда не имел ни самолюбия, ни пустой надежды в будущее, ниже какого суеверия. Я не был из числа тех заблужденных людей, которые намерены жить вечно на другом небывалом свете. Пускай они заблуждаются и о невозможном думают: сия у них только и есть одна пустая надежда и утешение. Всякий человек больше склонен к чрезвычайности, нежели к истине. Я всегда смотрел с презрением на наши глупые обыкновения: прошу покорно, братец, в церквах меня отнюдь не поминать!» «Верный слуга и брат твой Иван Опочинин».
Приписка другой рукой: «Застрелился 1793 года, января 7-го дня, в 7-м часу пополудни».

Православный мистицизм
Прп. Серафим Саровский (1754–1833)
Прп. Василиск Сибирский (1740–1824)
Свт. Филарет Московский (1783–1867)
Свт. Игнатий Кавказский (1807–1867)