- Главная
- Литература
- Работа Маяковского в “Новом Сатириконе”. Сатира в творчестве поэта
Содержание
- 2. Гимн судье (1915) По Красному морю плывут каторжане, трудом выгребая галеру, рыком покрыв кандальное ржанье, орут
- 3. В конце зимы 1915 г. молодой поэт начинает сотрудничество с журналом «Новый Сатирикон». Вскоре на страницах
- 4. Гимн ученому Народонаселение всей империи — люди, птицы, сороконожки, ощетинив щетину, выперев перья, с отчаянным любопытством
- 5. В «Гимне ученому» (1915) Маяковский описывает «человека от науки», который, по представлениям поэта, является типичным «книжным
- 6. Сплетник Петр Иванович Сорокин В страсти - холоден, как лёд. Все ему чужды пороки: и не
- 7. Владимир Маяковский довольно терпимо относился к различным человеческим порокам. Однако некоторые из них все же раздражали
- 8. Подлиза Этот сорт народа - тих и бесформен, словно студень,- очень многие из них в наши
- 9. Далеко не все люди, с которыми приходилось в жизни сталкиваться Маяковскому, отвечали идеалам поэта. Некоторых он
- 10. Прозаседавшиеся Чуть ночь превратится в рассвет, вижу каждый день я: кто в глав, кто в ком,
- 12. Скачать презентацию
Гимн судье (1915)
По Красному морю плывут каторжане,
трудом выгребая галеру,
рыком покрыв кандальное
Гимн судье (1915)
По Красному морю плывут каторжане, трудом выгребая галеру, рыком покрыв кандальное
О рае Перу орут перуанцы, где птицы, танцы, бабы и где над венцами цветов померанца были до небес баобабы.
Банан, ананасы! Радостей груда! Вино в запечатанной посуде… Но вот неизвестно зачем и откуда на Перу наперли судьи!
И птиц, и танцы, и их перуанок кругом обложили статьями. Глаза у судьи — пара жестянок мерцает в помойной яме.
Попал павлин оранжево-синий под глаз его строгий, как пост, — и вылинял моментально павлиний великолепный хвост! А возле Перу летали по прерии птички такие — колибри; судья поймал и пух и перья бедной колибри выбрил.
И нет ни в одной долине ныне гор, вулканом горящих. Судья написал на каждой долине: «Долина для некурящих».
В бедном Перу стихи мои даже в запрете под страхом пыток. Судья сказал: «Те, что в продаже, тоже спиртной напиток».
Экватор дрожит от кандальных звонов. А в Перу бесптичье, безлюдье… Лишь, злобно забившись под своды законов, живут унылые судьи.
А знаете, все-таки жаль перуанца. Зря ему дали галеру. Судьи мешают и птице, и танцу, и мне, и вам, и Перу.
В конце зимы 1915 г. молодой поэт начинает сотрудничество с
В конце зимы 1915 г. молодой поэт начинает сотрудничество с
Автор, позиционирующий себя как противник литературных традиций, прибегает к проверенному временем методу — сатире. Место ее действия нарочито отдалено от российских границ. Художественное пространство Перу характеризует словом «рай»: изобильную землю, переполненную «радости грудой», населённую беспечными туземцами. Особая манера лирического повествования высвечивается начиная с первых строк. Поэт активно привлекает сниженную лексику, используя просторечные слова. Гармоничный мир стремительно разрушается с приходом судей, умеющих превращать прекрасное и цветущее пространство в пустое и безжизненное, обозначенное неологизмами «бесптичье» и «безлюдье». Обобщая печальные результаты юридического десанта, в финальной части субъект речи сообщает о собственной оценке нашествия. Он жалеет беззащитных аборигенов и говорит о вредоносной природе судейского племени, нарушающего спокойную жизнь не только в Перу.
Гимн ученому
Народонаселение всей империи —
люди, птицы, сороконожки,
ощетинив щетину, выперев перья,
с отчаянным любопытством висят
Гимн ученому
Народонаселение всей империи — люди, птицы, сороконожки, ощетинив щетину, выперев перья, с отчаянным любопытством висят
И солнце интересуется, и апрель еще, даже заинтересовало трубочиста черного удивительное, необыкновенное зрелище — фигура знаменитого ученого.
Смотрят: и ни одного человеческого качества. Не человек, а двуногое бессилие, с головой, откусанной начисто трактатом «О бородавках в Бразилии».
Вгрызлись в букву едящие глаза, — ах, как букву жалко! Так, должно быть, жевал вымирающий ихтиозавр случайно попавшую в челюсти фиалку.
Искривился позвоночник, как оглоблей ударенный, но ученому ли думать о пустяковом изъяне? Он знает отлично написанное у Дарвина, что мы — лишь потомки обезьяньи.
Просочится солнце в крохотную щелку, как маленькая гноящаяся ранка, и спрячется на пыльную полку, где громоздится на банке банка.
Сердце девушки, вываренное в иоде. Окаменелый обломок позапрошлого лета. И еще на булавке что-то вроде засушенного хвоста небольшой кометы.
Сидит все ночи. Солнце из-за домишки опять осклабилось на людские безобразия, и внизу по тротуарам опять приготовишки деятельно ходят в гимназии.
Проходят красноухие, а ему не нудно, что растет человек глуп и покорен; ведь зато он может ежесекундно извлекать квадратный корень.
В «Гимне ученому» (1915) Маяковский описывает «человека от науки», который,
В «Гимне ученому» (1915) Маяковский описывает «человека от науки», который,
Сплетник
Петр Иванович Сорокин
В страсти -
холоден, как лёд.
Все
ему
чужды
Сплетник
Петр Иванович Сорокин В страсти - холоден, как лёд. Все ему чужды
Скрыл
губу
ладоней ком,
стал
от страха остролицым.
"Новость:
предъявил...
губком...
ультиматум
австралийцам".
Прослюнявив новость
вкупе
с новостишкой
странной
с этой,
быстро
всем
доложит -
в супе
что
варилось у соседа,
кто
и что
отправил в рот,
нет ли,
есть ли
хахаль новый,
и из чьих
таких
щедрот
новый
сак
у Ивановой.
Когда
у такого
спросим мы
желание
самое важное -
он скажет:
"Желаю,
чтоб был
мир
огромной
замочной скважиной.
Чтоб, в скважину
в эту
слезши на треть,
слюну
подбирая еле,
смотреть
без конца,
без края смотреть -
в чужие
дела и постели".
Владимир Маяковский довольно терпимо относился к различным человеческим порокам. Однако
Владимир Маяковский довольно терпимо относился к различным человеческим порокам. Однако
Его Маяковский описывает как субъекта, который «в страсти холоден, как лед», но при этом любит «эдакой серьгой повисеть на телефоне» с целью узнать новую сплетню, приукрасить ее и донести до сведения других. Причем, совершенно неважно, кто будет его собеседником – соседи, друзья или же случайные знакомые. Он готов с каждым из них поделиться новостью, которая в его исполнении приобретает сенсационный характер. Пока его собеседники вникают в смысл сказанного, сплетник подмечает каждую мелочь, чтобы потом радостно доложить другим о том, что он увидел в чужих домах. Он не гнушается даже заглянуть в кастрюлю, чтобы узнать, из чего именно соседи готовят обед, и мечтает о том, чтобы «был мир огромной замочной скважиной», через которую можно «без края смотреть – в чужие дела и постели».
Подлиза
Этот сорт народа -
тих
и бесформен,
словно студень,-
очень многие
из них
в
Подлиза
Этот сорт народа - тих и бесформен, словно студень,- очень многие из них в
А язык?!
На метров тридцать
догонять
начальство
вылез -
мыльный весь,
аж может бриться,
даже
кисточкой не мылясь.
Все похвалит,
впавши
в раж,
что
фантазия позволит -
ваш катар,
и чин,
и стаж,
вашу доблесть
и мозоли.
И ему
пошли
чины,
на него
в быту
равненье.
Где-то
будто
вручены
чуть ли не -
бразды правленья.
Раз
уже
в руках вожжа,
всех
сведя
к подлизным взглядам,
расслюнявит:
"Уважать,
уважать
начальство
надо..."
Мы
глядим,
уныло ахая,
как растет
от ихней братии
архи-разиерархия
в издевательстве
над демократией.
Вея шваброй
верхом,
низом,
сместь бы
всех,
кто поддались,
всех,
радеющих подлизам,
всех
радетельских
подлиз.
Далеко не все люди, с которыми приходилось в жизни сталкиваться
Далеко не все люди, с которыми приходилось в жизни сталкиваться
Маяковский не только высмеивает подлиз, но и считает их одними из наиболее опасных элементов советского общества, которых поэт обвиняет «в издевательстве над демократией». Свобода слов и мыслей, провозглашенная революцией пусть и на бумаге, в данном случае принимает весьма уродливую форму, так как она завуалирована лестью и стремлением получить личные выгоды благодаря вовремя и правильно сделанным комплиментам. Маяковского настолько раздражает эта лакейская черта многочисленных подлиз, что он предлагает всех их смести с лица земли «вея шваброй». Но эти мечты поэта являются утопическими, потому что изменить человеческую суть, даже если он из лакея превращается в крупного чиновника, невозможно.
Прозаседавшиеся
Чуть ночь превратится в рассвет,
вижу каждый день я:
кто в глав,
кто в
Прозаседавшиеся
Чуть ночь превратится в рассвет, вижу каждый день я: кто в глав, кто в
Все до 22-х лет на заседании комсомола. Снова взбираюсь, глядя на ночь, на верхний этаж семиэтажного дома. "Пришел товарищ Иван Ваныч?" - "На заседании А-бе-ве-ге-де-е-же-зе-кома".
Взъяренный,
на заседание
врываюсь лавиной,
дикие проклятья дорогой изрыгая.
И вижу:
сидят людей половины.
О дьявольщина!
Где же половина другая?
"Зарезали!
Убили!"
Мечусь, оря.
От страшной картины свихнулся разум.
И слышу
спокойнейший голосок секретаря:
"Оне на двух заседаниях сразу.
В день
заседаний на двадцать
надо поспеть нам.
Поневоле приходится раздвояться.
До пояса здесь,
а остальное
там".
С волнением не уснешь.
Утро раннее.
Мечтой встречаю рассвет ранний:
"О, хотя бы
еще
одно заседание
относительно искоренения всех заседаний!"